“Как есть” продолжает ходить в гости и расспрашивать людей про жизнь, готовку и кухню.
Сегодня у нас необычные герои: мы в квартире-мастерской у Антона и Саши — художников и любителей цыплят с аджикой.
Слово ребятам.
Саша: Это первая квартира, где мы живем и работаем вместе. Предыдущая студия у нас была в доме Наркомфина, 38 м². Но в ней не было душа, так что надолго мы там не оставались — ездили к родителям. А здесь наш первый настоящий дом.
Антон: В конце 2017 года Наркомфин закрыли на реставрацию, и мы стали искать новое место. У нас было три критерия: отсутствие мебели, высокие потолки и белые стены.
Уезжать из Наркомфина было легко: я подустал, если честно. Все три года, что мы снимали ту квартиру, там текла крыша: и в дождь, и просто весной. Мы сто раз просили починить, но у рабочих ничего не получалось, и под конец у нас был сток из пленки, который уходил в раковину.
Саша: Из-за тонких стен была очень хорошая слышимость, а мы любили пошуметь. У нас соседка была — бывший полковник милиции: она в доме не любила вообще никого, и нас особенно.
Антон: Через стенку с одной стороны была фалафельная, с другой — тату-салон. Еще на нашем этаже располагалась студия стрижки собак, и по коридору мимо нашей двери постоянно — цк-цк-цк — лапки ходили.
И соседка, и все эти заведения, как и мы, съехали из-за ремонта.
Саша: Мы недавно были в Наркомфине после реставрации, и нам хозяин подарил старую оконную раму. В доме окна все раздвижные были, так что у нее внизу колесики. Мы в этот каркас вставили зеркало
Саша: Это место мы нашли довольно быстро. Хозяина зовут Геннадий, ему за семьдесят. У его жены отец был оперным певцом, и он от государства получил эту квартиру.
Антон: До нас тут жили какие-то охранники. На межкомнатных дверях были защелки — похоже, они закрывались друг от друга. А на стенах мы обнаружили следы от кроватей — такое впечатление, что в каждом помещении по нескольку стояло.
Кухня и гостиная в этой квартире соединены в одно пространство аркой, а мастерские расположены отдельно
Саша: В этой квартире нам вроде как можно все. Тут раньше была совсем другая кухня: самая обычная, со шкафчиками и пластиковой плетеной отделкой. Почему-то мы сначала решили все оставить как есть, но потом оказалось, что в этой кухне живут тараканы, и мы ее разрушили.
Антон: Купили в “Леруа Мерлен” деревяшки и с друзьями сколотили полки. Получился эдакий стиль “лофт”. И стены мы покрасили в белый цвет.
Саша: Они до нас были желтые, почти охровые.
Антон: Я думаю, светлее, просто они были прокуренные.
Саша: В итоге от изначальной кухни остались только газовая плита и холодильник.
Антон: И кафель мы не перекладывали, хотя ему досталось от предыдущих жильцов и от нас достается: тут постоянно что-то падает, бокалы бьются.
Саша: Складные стулья на случай гостей — из старой мастерской. Сначала мы их совсем не берегли, и они покрылись пятнами краски. Некоторым людям это неприятно, они боятся испачкаться. Я пыталась стулья отреставрировать: ошкурить, покрасить — но меня хватило только на два
Саша: Конечно, до сих пор есть вещи, которые надо доделать. Например, у нас нет выдвижного ящика для столовых приборов — он просто стоит на ведре.
Антон: Это, кстати, специальное ведро для раков. Мы их любим, плюс я делаю с ними объекты из эпоксидной смолы. Там, где мы покупаем раков, продается разная посуда. И как-то раз я смотрю — ведро. Ну, думаю, класс, всегда пригодится. В итоге мы им воспользовались один раз — вся кухня в грязи, вода выкипела, ведро не отмоешь. Так что в последнее время я заказываю готовых.
Не считая раков, готовить тут удобно, места более чем хватает. В Наркомфине у нас была только одинарная переносная плитка, и то мы такие пиры закатывали! Кастрюлями готовили мясо. А тут тем более.
Антон: Бокалы без донышка (слева) нам подарили в винном магазине буквально два дня назад. Это как рог — пока не опустошишь, не поставишь. Рядом с ними — глиняный рог. Но и настоящий тоже есть, на окне лежит
Антон: Недавно мы купили тяжеленную чугунную сковородку, чтобы ризотто делать, мясо тушить. Производитель обещает, что она прослужит тридцать лет.
Саша: Наш друг бельгиец переехал в Москву жить, так он привез с собой почти такую же — только та еще тяжелее и с крышкой. Она у них передается из поколения в поколение. Вернее, будет: он первый владелец. Но твердо намерен передавать.
Антон: Раньше на месте сковородки висела моя шаурма, написанная акрилом, но я ее продал
Саша: Нам нравятся вещи с историей.
Антон: Самый старый предмет на кухне — это, наверное, камень, который я нашел в этом году в Грузии: им удобно в ступке толочь чеснок, кинзу, аджику. Конкретно с нами он недавно, но в том, что он древний, я не сомневаюсь.
Антон: Масляную лампу (слева) мы перевезли из Наркомфина. Когда у нее кончился фитиль, я сначала пытался заменить его воротничком от старой майки, но потом мне друг на “Алиэкспрессе” заказал целый моток фитиля. Теперь вот никак не могу правильное масло найти. Из буйволиного рога (справа) мы пили всего раза два — в Москве сложно найти правильное вино для этого: оно должно быть совсем легкое
Антон: Мы в Наркомфине выращивали землянику и сейчас снова хотим посадить. Это суперштука: корыто, сверху — лампа, которая светит по шестнадцать часов в день. И в любое время года можно есть свои ягоды.
Саша: Я уже накупила земляники, но оказалось, что мы потеряли некоторые детали от освещения, так что пока не высаживали ее. Ждем весны.
Антон: Пока у нас только манго и огурчики.
Саша: Мы в этой квартире живем, работаем, принимаем гостей, заказчиков и учеников.
Антон: Мне нравится, что у нас одно пространство для всего. Мой папа — тоже художник, и у него все наоборот: ему надо, чтобы отдельно был дом, а отдельно — мастерская. У папы такая логика: в студию ты приходишь заниматься делом, поспать негде, отвлечься не на что, и можно сосредоточиться.
~40
картин было дома у Саши и Антона, когда мы пришли в гости
А меня бесит тратить время на дорогу. Пока встанешь, пока то-сё — я бы только к одиннадцати ночи начинал работать. А так могу еще до завтрака сесть в трусах и что-то поделать. Да, может смешиваться работа и ничегонеделание. Но это не столько от пространства зависит, сколько от твоего состояния.
Конечно, у нас есть планы снять отдельный большой павильон или гараж. Красками же работа не ограничивается: я еще делаю скульптуры, объекты с эпоксидной смолой — она очень токсичная, а мы тут живем, еду готовим.
Саша: Когда я раньше у родителей дома работала, у мамы всегда голова болела от запаха краски.
1
картина в доме не продается
Саша Пастернак
Латук. 2019
Холст, масло
60×60 см
Саша Пастернак
Кресс-салат. 2019
Холст, масло
60×60 см
Саша Пастернак
Пак чой. 2019
Холст, масло
60×60 см
Антон: Масло — да, оно всю дорогу воняет. И когда лаком покрываешь работы, то в квартире очень сильный запах стоит. Я надеваю противогаз, мы закрываем двери, но он все равно проникает. Особенно зимой неудобно — проветривать холодно. Но, несмотря на эти условия, кухня в мастерской — нужная вещь. Устал — идешь колбасы порезать, что-то готовишь.
Саша: У нас нет особого режима дня: встаем обычно поздно, завтракаем тоже. Иногда обедаем, иногда нет. Поужинать можем в час ночи.
Вообще мы стараемся есть вместе, но бывает и так, что кто-то работает — и второй просто приносит ему тарелочку с едой или чаю в мастерскую.
Антон: Когда у меня и у Саши работа прет, мы вообще на кухню не заходим. А вот когда я доделываю заказ, тут же вспоминаю про готовку.
Иногда мы ужинаем под сериал, если он хороший. Недавно вот смотрели “Ход королевы” за едой.
Саша: Мы поэтому часто едим не на кухне, а в мастерской — у Антона там компьютер с большим экраном.
Антон: Готовим мы очень часто. Бывает, конечно, что с предыдущего дня что-то остается, или хочется детокснуться, или в ресторан сходить — но обычно мы что-то делаем на кухне почти каждый день.
Саша: Я делаю киноа, булгур, салат. Очень люблю гречку несоленую. Могу сварить суп: овощной, грибной, минестроне. Я простую еду люблю.
Антон: А я вот вообще не уверен, что пишу лучше, чем готовлю. У меня есть проверенные блюда, но я и что-то новое часто пробую. Недавно вот научился делать ризотто по-милански с костным мозгом. Хочу его нарисовать: из-за шафрана в составе оно очень яркое, желтое.
Я вообще не уверен, что пишу лучше, чем готовлю
Самое беспроигрышное, когда не хочется париться, — это цыплята в аджике. Их удобно есть, они вкусные и не такие уж жирные. Можно и курицу этим способом приготовить, но в ней много белого мяса, которое скучно жевать. В общем, берешь цыплят, натираешь их аджикой и солью — специи можно в плошке смешать с маслом, чтобы было проще. Разогреваешь духовку на максимум — и цыплят туда на 20–25 минут. Можно сделать сразу много, порезать, выложить на блюдо, а потом с противня оставшимся жиром мощно полить. Главное, не забыть натереть их свежим чесноком со всех сторон, когда они уже готовы. Подаешь на стол — и все падают.
Отдельный кайф — это делать цыплят в мангале, на углях. Будет не так сочно, зато запах какой! Но надо снять вовремя.
Антон: Я стал по чуть-чуть подписывать баночки со специями на грузинском — только в прошлом году начал его учить, перед тем как мы в Тбилиси уехали на карантин
Еще рекомендую куриные сердца в белом вине с тархуном. Главное — их сначала разрезать и вынуть сгустки крови, если они есть. Тушишь мелко нарезанный лук, чтобы он почти растаял, потом начинаешь сердца обжаривать. Льешь вино, ждешь, чтобы оно подвыпарилось. И почти в самом конце добавляешь кучу зелени — тархун, кинзу, а еще соль и острый перец чили. И, когда всё уже на тарелке, посыпаешь гранатом. Офигенно.
И курицу, и рыбу мы больше запекаем, жарим редко. А в Грузии, наоборот, это любят. Еще все пережарить, пересолить до того состояния, когда цыпленок табака уже как чипсина получается. И шашлык они часто пережаривают. Там есть какой-то бзик на тему бактерий в сыром мясе.
Саша: Мы, кстати, в Тбилиси на карантине делали шашлыки прямо в квартире, в камине.
Антон: Да, на виноградной лозе: она быстро прогорает, превращается в жаркие угли и дает особый вкус мясу.
А вот с чем я не умею обращаться, так это с тестом.
Саша: Последний раз, когда мы лепили хинкали, они просто всплыли сразу, как гигантские парашюты с воздухом внутри.
Антон Тотибадзе
Хинкали. 2020
Холст, акрил
25×20см
Антон: Писать готовые блюда — это не совсем обычно: все тяготеют к натюрмортам с отдельными ингредиентами. А у меня есть картины, например, с пиццей и пастой, хинкали я тоже рисовал.
Изначально я стал писать еду, потому что учился на натюрмортах — одно время я только их и делал.
Когда я еще не умел хорошо рисовать, думал: пусть будет криво-косо, но хотя бы названия смешные. Так появились натюрморты “Как Ваня завязать хотел”, “Антон, иди есть”, “Летние вечера холостого охранника сапожной фабрики”.
А теперь мне уже не нужны такие сложные названия.
Саша: Кстати, когда Антон что-то пишет, это влияет на наше меню. Если у него натюрморт с колбасой — едим колбасу, если хинкали — едим хинкали.
Антон: В прошлом году у меня была серия с грибами: в том числе я рисовал сморчки. И как раз есть такой классный французский соус к курице: в нем сморчки, херес, сливки, лук. Я из тех грибов, с которых рисовал, его и сделал.
Антон Тотибадзе
Два сморчка. 2020
Холст, акрил
Ø 30 см
Саша: У нас есть друзья, которые часто просто так заходят. Мы их уже называем пасынками, потому что они два-три раза в неделю у нас бывают.
Праздники мы не так часто устраиваем, хотя тоже случается. Когда народу много, мы вытаскиваем из мастерской Антона большой стол и ставим в гостиной.
Антон: Мы готовим для друзей почти так же часто, как для себя. Мне нравится думать, что о моей еде ходят легенды.
Саша: Бывало такое, что нас зовут: “Приезжайте, приезжайте, мы так давно не ели!”
Саша: Кстати, раньше к нам друзья приходили, и мы вместе готовили — это общее дело было. А теперь они приходят, когда уже всё на столе.
Антон: Да потому что они не научились ничему за все эти годы. Кто в обычной жизни не готовит, мало чем может помочь — навыка-то нет. Я даже лук порубить никому не доверяю — придирчивый стал.
Фотографии: Глеб Леонов